Многоквартирный дом и улица перед ним. Как и в самой пьесе, в декорациях отсутствуют второстепенные детали, на сцене только самое необходимое. Главное место действия — гостиная (она же столовая.) в квартире Эдди Карбоне; в ней — круглый стол, несколько стульев, качалка и патефон. Комната расположена несколько выше уровня сцены, форма ее и размер должны соответствовать замыслу постановщика. Задняя стена представляет собой перегородку, за которой справа и слева скрыты двери в невидимые зрителю кухню и спальни. На передней части сцены, в комнате и слева от нее нечто вроде уходящих ввысь колонн, которые обозначают фасад дома и вход в него. Тут же висит архитектурная деталь; она изображает фронтон, венчающий колонны и весь фасад дома. У входа — лестница; она доходит до уровня пола гостиной, затем сворачивает к задней части сцены и, обогнув ее, поднимается к площадке второго этажа. В центре передней части сцены — улица. Справа, у просцениума, письменный стол и стул мистера Алфьери; тут его контора. За стулом — вешалка. Рядом с конторой — низкая чугунная решетка, какими огораживают спуск в подвал. Позже слева у просцениума появится будка телефона-автомата. Цель спектакля — сделать реально ощутимой извечную тему этого повествования в обыденной жизни современного большого города и, столкнув извечное с сегодняшним, создать на сцене свой особый мир. Когда поднимается занавес, портовые грузчики ЛУИС и МАЙК играют в орлянку у стены слева.

Издали из порта глухо доносится завывание сирены. Входит АЛФЬЕРИ — адвокат, лет пятидесяти, уже седеющий, грузный человек, благодушный и наблюдательный. Когда он проходит мимо грузчиков, они ему кивают. Адвокат медленно подходит к своему столу, снимает пальто и шляпу, вешает их и оборачивается лицом к зрителям.

АЛФЬЕРИ.

Я улыбаюсь потому, что мне

Не часто улыбаются.

Я адвокат, а здесь, у нас, в округе, —

Что адвокат, что поп:

Обоих вспоминают,

Когда стряслась беда.

Мы — вестники несчастья.

Добрый вечер. Добро пожаловать к нам в театр. Зовут меня Алфьери. Хоть я и адвокат, но перейду прямо к делу. Я уж не молод, и мне не чужды слабости людей нашей профессии; я убежден, что в моей практике было множество необыкновенно интересных дел.

Когда ты еще молод, необъяснимые причуды жизни раздражают. В молодости во всем ищешь логику. Но когда ты стареешь, важнее и дороже всего становятся факты — в них поэзия, все чудеса и волшебство весны. А до чего прекрасна весна, когда тебе уже перевалило за пятый десяток! Да, я влюблен в факты: дорого то, что уже произошло, а не то, что могло бы произойти или должно было бы произойти...

Жена постоянно корит меня, друзья тоже; они говорят, что здешним жителям недостает, мол, изящества, обаяния... Л ведь правда, с кем мне приходится всю жизнь иметь дело? С портовыми грузчиками, с их женами, отцами и дедами; трудовые увечья, выселения, семейные дрязги — вот мои дела; мелкие невзгоды бедноты... Однако...

В часы прилива,

Когда волны морского ветра бьются в стены,

Я сижу в моей конторе

И думаю о том, что все здесь вечно.

Я думаю о Сицилии, откуда пришли эти люди,

О древних скалах Калабрии,

О Сиракузах, где карфагеняне и греки

Бились в кровавых битвах. Я думаю о Ганнибале —

Он убивал их предков; о Цезаре —

Он понукал их по-латыни.

Все это, конечно, смешно.

На этой панели учился ремеслу Аль Капоне,

А Фрэнки Йэла разрезали надвое

На углу Юнион и Президент-стрит,

Где несправедливые люди

Перестреляли стольких, и всех — за дело.

Теперь, конечно, все изменилось.

Я больше не прячу револьвер в конторке;

Мы цивилизовались. Мы настоящие американцы.

Дележ теперь идет у нас мирно.

По мне, так лучше.

И все же в часы прилива,

Когда зеленый запах океана

Плывет прямо в окно

И голуби бедняков

Кружатся в небе,

Я вижу не их, а соколов,

Охотничьих соколов былых времен,

Парящих над лесами Италии...

И все это в Ред Хук — портовой трущобе,

Которая видна с Бруклинского моста.

По улице идет ЭДДИ. Он присоединяется к игрокам.

Изредка попадается стоящее дело.

И когда стороны рассказывают о своих бедах,

Рвется паутина времен

И камни руин Адриатики снова складываются

в здания;

Калабрия!

Глаза истца вдруг кажутся глазами статуи,

Его голос доносится словно сквозь руины.

Посмотрите, его зовут Эдди Карбоне.

Грузчик, работает в доках

Между Бруклинским мостом и молом...

ЭДДИ (подбирая с земли монетки). Ладно, встретимся позже, ребята.

ЛУИС. Ты завтра работаешь?

ЭДДИ. Да, еще один день на этой посудине. Ну. пока. До свиданья, Луис.

Эдди входит в дом, поднимается по лестнице. В квартире загорается свет. Эдди лет сорок, это коренастый, слегка отяжелевший грузчик. Его племянница Кэтрин стоит, у окна и машет рукой Луису, который, подняв голову, видит ее и машет ей в ответ. Кэтрин семнадцать лет; в руках у нее тарелки: она собирается накрывать стол к обеду.

Входит Эдди, и она сразу же отходит от окна к столу. Огни, освещавшие Алфьери и улицу перед домом, гаснут.

КЭТРИН (в ней чувствуется скрытое возбуждение). А-а, Эдди, ты уже пришел!

ЭДДИ (чуть желчно). А по какому случаю ты надела эти туфли?

КЭТРИН. Я никуда не ходила.

ЭДДИ (снимает куртку и шляпу). Ха! Делаешь мне одолжение?

КЭТРИН. А почему мне нельзя надеть их хотя бы дома?

ЭДДИ.

Сними-ка, будь добра.

Ты хороша и так —

Без этих туфель!

КЭТРИН. Мне просто их хотелось разносить.

ЭДДИ.

Когда я прихожу домой,

Я прихожу домой, а не в кино.

Смотреть противно на таких девчонок.

И как вы ковыляете на этих шпильках!

КЭТРИН. О господи!..

Входит БИАТРИС, жена Эдди. Ей столько же лет, сколько мужу.

БИАТРИС. Тебе удалось что-нибудь выяснить?

ЭДДИ (усаживаясь в качалку). Пароход пришел. Они, наверно, скоро сойдут на берег.

БИАТРИС (тихо, сжав руки не то от радости, не то с мольбою). Боже мой! Ты видел Тони?

ЭДДИ (озабоченно). Ну да, я с ним говорил. Вечером команду отпустят на берег. Тони сказал, что они могут прийти сюда в любую минуту.

КЭТРИН. Господи, у них, верно, все поджилки трясутся...

ЭДДИ. Чепуха! Преспокойно сойдут на берег. На них ведь выправлены матросские документы по всей форме; сойдут на берег вместе с командой. (К Биатрис.) Надеюсь, они подумали, где им переночевать, а?

БИАТРИС. Я написала им в письме, что у нас нет места.

КЭТРИН. Но ты их не встретил? Сам-то ты их не видел?

ЭДДИ. Нет, они еще там. Я видел на пристани только Тони. А с чего это вы обе так всполошились`

КЭТРИН. И вовсе я не всполошилась.

БИАТРИС (примирительно). Ведь все-таки событие... Как же ей не волноваться?

ЭДДИ (к Кэтрин). Думаешь, они приехали сюда развлекаться? Они работать приехали.

КЭТРИН (смутившись, но будто даже польщенная поддразниванием). А кто думает о развлечениях?

ЭДДИ. Слушай, Кэти, тебе что — нечего обуть? У тебя же есть хорошие туфли! (Показывая на ее ноги.) Это дрянцо для какой-нибудь актерки. Переобуйся-ка

КЭТРИН. Не смейте ничего рассказывать, пока я не вернусь! (Выбегает из комнаты, на ходу скидывая туфли.)

ЭДДИ (к Биатрис, когда та подходит к нему). Почему ты ей разрешаешь носить такую гадость? Совсем это ей не идет!

Биатрис, наклонившись, целует его в щеку.

А это еще за что?

БИАТРИС. За то, что ты такой хороший.

ЭДДИ. Только пускай они знают, что у нас самих ничего нет, Би, — вот что меня сейчас заботит.

БИАТРИС. Они за все будут платить, я им писала.

ЭДДИ. Нет уж, на этот раз ты не будешь спать на полу, как в то время, когда у твоей матери сгорел дом.

БИАТРИС. Эдди, я их предупредила в письме, что у нас нет места.

Кэтрин входят в туфлях на низком каблуке.

ЭДДИ. Э, я тебя знаю: стоит только появиться какому-нибудь родственнику, как ты уже спишь на полу.

БИАТРИС (полушутливо, полусерьезно). Ладно, хватит тебе ворчать. Хочешь пива? Обед еще не готов.

ЭДДИ (к Биатрис). Не хочу, и так холодно. (К Кэтрин.) У тебя сегодня был урок, Грета Гарбо?

КЭТРИН. Ага. Я уже много выучила, теперь надо побольше практиковаться.

БИАТРИС. Она уже записывает почти так же быстро. как ты говоришь. Прямо ужас! Почитай ей что-нибудь, вот увидишь!

ЭДДИ. Молодец, Кэти. Детка, из тебя будет толк.

КЭТРИН (гордо). Я хоть сейчас могу поступить на работу. И ни капельки не боюсь.

ЭДДИ. Спешить некуда. Подожди, покуда тебе исполнится восемнадцать. Будем читать объявления, может, попадется солидная фирма, а может, адвокатская контора или что-нибудь в этом роде.

КЭТРИН. Господи! Да учительница говорит, что я могу работать хоть сейчас.

ЭДДИ. Пусть тебе сперва стукнет восемнадцать, я хочу, чтобы ты на ногах крепче стояла. А то тебя еще часто ветром шатает. (К Биатрис.) Где дети? Все еще на улице?

БИАТРИС. Я отвела их к маме, не то они всю ночь спать не будут. Какой тебе сегодня попался груз?

ЭДДИ. Кофе. Нам повезло!

БИАТРИС. Вот почему мне целый день казалось, что пахнет кофе!

ЭДДИ. Да, бразильским... Тот редкий случай, когда приятно быть грузчиком. Весь пароход насквозь пропах кофе. Словно цветами. Завтра скажем, что лопнул мешок, и я тебе принесу немножко. Ладно, давай есть.

БИАТРИС. Еще две минуты. Мне хочется, чтобы овощи потушились как следует.

Эдди подходит к вазе с виноградом.

КЭТРИН. А как же это так получилось, Биатрис, что он холостой? Такой старый... Этот младший.

БИАТРИС (к Эдди). Двадцать пять лет для нее уже старость!

ЭДДИ (к Кэтрин). Что за чушь у тебя на уме?

КЭТРИН (язвительно). А что, по-твоему, должно быть у меня на уме?

ЭДДИ. Мало ли что.

КЭТРИН. Например?

ЭДДИ. Что ты ко мне привязалась? Лучше бы у меня язык отсох в тот день, когда я поклялся твоей матери заботиться о тебе.

КЭТРИН. И у меня тоже.

ЭДДИ (смеясь). Господи, ну и язва! Просто ведьма! Тебя бы только по телевидению показывать.

КЭТРИН. Вот было бы здорово!

ЭДДИ. Здорово? Да ты бы умерла со страху.

КЭТРИН. Я-то! Как же!

ЭДДИ. Кстати, Гарбо, разве я тебе не говорил, что нельзя махать рукой из окна?

КЭТРИН. Да ведь я же махала Луису!

ЭДДИ. Знаешь, милая, я мог бы тебе такое порассказать про этого Луиса, что ты не стала бы ему больше махать.

КЭТРИН (к Биатрис, которая только посмеивается). Хотела бы я посмотреть хоть на одного парня, о котором он не мог бы порассказать бог знает чего!

ЭДДИ (подходит к Кэтрин, сжимает своей большой ладонью ее подбородок).

Смотри, Кэтрин, не шути со мной!

Я отвечаю за тебя, детка.

Я обещал твоей матери, когда она умирала.

Поэтому не шути со мной. Я говорю серьезно

Не люблю постукивания высоких каблучков

по панели

Не люблю я этот тук-тук-тук.

Не люблю, когда на тебя пялят глаза.

БИАТРИС. А разве она виновата, что на нее смотрят?

ЭДДИ. Ходит не так, как надо. (К Кэтрин.) Так вся и вихляешься.

Биатрис выходит на кухню.

КЭТРИН. Кто это — вихляется?

ЭДДИ. Ты меня, Кэти, не зли! Ты вихляешься!

КЭТРИН. Парни заглядываются на всех девушек без разбору, сам знаешь.

ЭДДИ. У других есть отцы и матери. Тебе надо быть осторожнее.

Входит БИАТРИС с миской.

КЭТРИН. Господи Иисусе! (Уходит на кухню.)

ЭДДИ (кричит ей вдогонку). Ну-ка попридержи язык. слышишь?

БИАТРИС (накладывает ему в тарелку еду и старается смягчить происшедшую вспышку). Ну чего ты все время к ней привязываешься?

ЭДДИ. Как она выросла! Если бы твоя сестра могла ее видеть! Это прямо чудо; кажется, только вчера еще была совсем крошка, не успели оглянуться — и...

Входит КЭТРИН, неся вилки и ножи.

Знаешь, когда она накрывает на стол, она похожа на мадонну.

Биатрис убирает со лба Кэтрин выбившуюся прядь волос.

(К Кэтрин.) У тебя, Кэти, лицо мадонны... Вот почему тебе нельзя крикливо одеваться. Тебе это не идет. И на службе косо посмотрят. Там таких вещей не любят. (Садится к столу.)

БИАТРИС (принимается за еду). Садись, крошка Кэти.

Кэтрин садится. Они едят.

ЭДДИ. Как тихо в доме без ребят.

КЭТРИН. Что же теперь будет? Как они нас найдут?

ЭДЦИ. Тони заберет их с парохода и приведет сюда.

БИАТРИС. Этот Тони небось наживает немалую деньгу.

ЭДДИ. Какое там! Все пенки снимает синдикат.

КЭТРИН. А что будет, когда пароход отойдет и обнаружится, что их там нет?

ЭДДИ. Не волнуйся, капитан получает свою долю.

КЭТРИН. Даже капитан?

ЭДДИ. А что, капитану есть не надо? И капитан получает, и один из помощников тоже... Кое-что перепало и тому парню в Италии, который выправил им бумаги... (К Биатрис.) Им придется шесть месяцев работать на синдикат, прежде чем они смогут распоряжаться своим заработком. Надеюсь, они это знают?

БИАТРИС. Да. Но ведь Тони устроит их на работу, правда?

ЭДДИ. Еще бы! Раз они должны ему деньги, он, конечно, их устроит. Вот после того как они ему все выплатят, тогда с работой будет туго, как и всем нам. Надеюсь, что они и это знают.

БИАТРИС. Да, должны бы знать. Господи, они, видно, там подыхали с голоду. Пройти через такие муки, чтобы заработать несколько долларов! Ну как тут не заплакать!

ЭДДИ. Кстати, что ты собираешься сказать соседям? Если у тебя спросят, что они здесь делают?

БИАТРИС. Что ж, я им скажу... Да кто станет спрашивать? Все, наверно, и так знают.

ЭДДИ. То есть как это — знают? Слушай, Биатрис, Иммиграционное бюро имеет своих шпиков во всей округе.

БИАТРИС. Может быть, но не в нашем же доме?..

ЭДДИ- Почем ты знаешь, что их нет в нашем доме? Послушайте, вы, обе. Если вас спросят, скажете, что это ваши родственники, приехали к вам в гости ну хотя бы из Филадельфии.

КЭТРИН. Ладно, но разве они что-нибудь знают про Филадельфию? Если их самих начнут расспрашивать. .

ЭДДИ. Что из этого? Они, мол, не любят трепать языком, вот и все! Вы только ни с кем не откровенничайте, слышите? Многие тут что хочешь сделают за парочку долларов, а иммиграционные власти здорово платят за такие новости.

КЭТРИН. Я могу рассказать им о Филадельфии...

ЭДДИ. Сделай одолжение, детка, не учи ты их и не водись с ними, ладно? С твоим длинным языком чем меньше ты знаешь, тем нам будет спокойнее. Они начнут работать и будут приходить домой только спать. Не желаю я, чтобы ты обращала на них внимание. Тут дело нешуточное, тут замешано правительство Соединенных Штатов. Так что лучше тебе и не знать, живут ли они вообще на белом свете. Будь осторожней, когда болтаешь с подружками. Держи язык за зубами. (Немного помолчав.) Где соль?

Пауза.

КЭТРИН. Уже темнеет.

ЭДДИ. Да, видно, завтра будет снег.

Пауза.

БИАТРИС (со страхом). Господи, а ты помнишь Винни Бользано? Много лет назад. Помнишь?

ЭДДИ. Этого психа? Я как раз недавно о нем вспоминал.

КЭТРИН. Кто это?

БИАТРИС. Ты была еще совсем маленькой. Жил тут поблизости на Сэкет-стрит один мальчишка, лет шестнадцати, его звали Винни. И накапал на кого-то иммиграционным властям. У него было пятеро братьев и старик-отец. Схватили они парнишку в кухне и поволокли с третьего этажа вниз — голова его билась о ступеньки, как кокосовый орех. Мы тогда жили в соседнем доме. А на улице они плевали ему в лицо — родной отец и братья. Вот был ужас!

КЭТРИН. А что с ним потом стало?

БИАТРИС. Кажется, он уехал. (К Эдди.) Ты его так и не видел?

ЭДДИ. Его-то? Ну, его больше не увидишь. Такое ведь сотворил! Разве он решился бы взглянуть людям в глаза?.. Пересолено.

БИАТРИС. Зачем же ты солил еще?

ЭДДИ (кладет ложку, встает из-за стола). Знаешь, а я что-то трушу...

БИАТРИС. Ну почему? Они ведь будут здесь только спать, ты их можешь и не видеть. Садись, ешь.

Эдди смотрит на жену с беспокойством.

А что мне было делать? Ведь они мои двоюродные братья.

Эдди подходит к Биатрис и любовно берет ее лицо в свои ладони. Свет над ними меркнет и зажигается над АЛФЬЕРИ.

АЛФЬЕРИ.

Я знаю, он имел двоих детей

И в этой жизни жалкой, монотонной

Старался быть хорошим мужем,

Работал, ежели была работа,

А заработок принос™ домой.

Так он и жил.

В тот вечер, часов примерно в десять, -

Они уже отужинали –

 

Пришли двоюродные братья.

Вид с моста (мягкая обложка) Автор: Миллер, Артур Перевод: Голышева Елена Михайловна Издательство: ФТМ (Москва, Россия) Год издания: 2016 ISBN: 978-5-4467-2383-6 Подробнее...

Вид с моста Автор: Миллер, Артур Перевод: Голышева Елена Михайловна Театр: Московский Губернский драматический театр (Москва, Россия) Премьера: 2016 Режиссер-постановщик: Анна Горушкина Инсценировщик/либреттист: Композитор: Веб-сайт театра: http://m-g-t.ru/ Подробнее...