Веселый грешник

Комедия в двух действиях, девяти картинах, с прологом

Пролог

Перед занавесом мирно спят Ходжа Насреддин и его ишак. Вдали зазвучали чистые, высокие, протяжные голоса муэдзинов. Ходжа Насреддин просыпается, встает.

Насреддин. Ну вот и Бухара, вот мы и дома! (Мечтательно оглядывает даль.) Сколько лет мы здесь не были... (Показывает ишаку.) Вон среди тех тополей был дом, в котором я родился и вырос... А вон, видишь минарет? Под ним школа, где за два года я получил столько тумаков, сколько ты за всю свою жизнь не получишь... Хмм, кладбище — там покоятся вечным сном все мои предки... И живодерня, где оканчивали свою жизнь все твои предки... А-а, дворец эмира! Ну, туда мы с тобой никогда не попадем. Да и не надо. А вон чайхана! И если бы у нас с тобой были деньги... Впрочем, на свете нет чайханы, где я не получил бы чайник крепкого чая, а ты сноп клевера. Пойдем, Пфак! (Накрывая ишака попоной и укрепляя переметные сумы, поет.)

Трава растет для меня,

Миндаль цветет для меня,

Клубится пыль для меня,

Потому что я человек!

Роса блестит для меня,

Пчела гудит для меня,

Арба скрипит для меня,

Потому что я человек!

Арык течет для меня,

Урюк цветет для меня,

Верблюд плюет для меня,

Потому что я человек!

(Уходит, уводя за собой в поводу ишака.)

Очарованный принц

Комедия в двух действиях, десяти сценах, с прологом

Пролог

Одинокая мазанка. Низкий глинобитный забор с полуразвалившейся калиткой. На звездном небе, как изогнутая серебряная струна,— народившийся месяц.

В мазанке спят, слышен мерный храп. Появляется Ходжа Насреддин, томимый бессонницей и весной. С гомоном летят гуси. Насреддин срывает лист цветущего миндаля.

Насреддин. Весна!.. Весна!..

Голос из дома. Ходжа! Что ты там делаешь?

Насреддин. Сейчас, сейчас... Спи, моя любимая... Спи...

Из сарайчика показывается голова ишака.

Скоро мы двинемся в путь, мой верный ишак! Дороги, перевалы и горные тропы давно зовут нас с тобой. Реки давно ждут нас, чтобы напоить студеной водой. Птицы давно приготовили на радость нам свои лучшие песни. И у меня как раз припрятаны сто пятьдесят таньга, о которых Гюльджан ничего не знает… (Задумался.) Вот только как быть с ней? Уехать тайно? Она с ума сойдет от тревоги за нас. Сказать прямо, что едем? Она захочет, чтобы я сделал наоборот! (Хлопает себя по лбу.) Если я не могу уехать от семьи, почему бы моей семье на время не уехать от меня?

Гюльджан (появилась в дверях, ворчливо). Ну что ты тут делаешь?! И где тебя носит шайтан по ночам?!

Насреддин. Я все думаю, голубка моя, о том бухарце, который сегодня утром поедет с караваном обратно в Бухару. Там твой отец столько лет проливает слезы по тебе и по своим семерым внукам. Ведь он их никогда не видал...

Гюльджан (зевая). Ладно, не расстраивай себя. Раз нельзя, так нельзя. Идем спать.

Насреддин. Да поразит Аллах слепотой и гнойными язвами этого разбойника эмира, из-за которого я не могу появиться в Бухаре! Впрочем, запрет касается только меня (обнимает жену), а ты с детьми могла бы поехать. Жаль, что у нас нет денег на эту поездку!

Гюльджан. Как — нет денег?! А кошелек с восемьюстами таньга, что лежит в сундуке?

Насреддин. Кошелек? Какой кошелек? А-а! Ну нет, эти деньги трогать нельзя. Я их уже распределил.

Гюльджан (вытаращила глаза). Что-о? Ты их распределил?!

Насреддин. Да. Чтоб детям было где купаться в жаркие дни, я решил вот здесь... или нет, здесь устроить водоем и выстлать его каменными плитами.

Гюльджан (распаляясь). Каменными?! Почему не мраморными?!

Насреддин. Ты права, мрамором, пожалуй, лучше. Потом вот здесь надо будет построить беседку и внутри убрать ее коврами и зеркалами...

Гюльджан (схватив хворостину). Коврами и зеркалами?!

Насреддин (отступая). А вместо этой развалившейся калитки я хочу поставить резную ореховую. И, наконец, позову мастеров, чтобы они расписали весь наш дом изнутри и снаружи синими цветами и золотом.

Гюльджан. Это зачем же?

Насреддин. Для красоты.

Гюльджан взмахивает хворостиной, Насреддин ловко увертывается.

Гюльджан. Ах ты бродяга-разбойник! Навестить мне бедного, одинокого, больного старика — нет денег! А тратить на глупости — есть! Довольно! Мое терпение лопнуло! Скоро рассвет... Сейчас же начну собираться в путь!.. Иди предупреди бухарца, мы едем с его караваном!.. Сейчас же соберусь!.. (Убегает в дом.)

Насреддин (ишаку). Мне стыдно перед моей кроткой голубкой за этот обман. Но скажи, мог ли я поступить иначе? Ведь у нас с тобой много дела. Большая дорога нас ждет!

В ответ ишак радостно заорал.

(Тихо, почти шепотом запевает.)

Ишак орет для меня,

Миндаль цветет для меня,

Зовет дорога меня,

Потому что я человек...