Действие первое
На первый взгляд — обыкновенная большая контора, неопрятная, как тысячи современных капиталистических контор. Сейфы, картотеки, телефоны, диктофон и тому подобные приспособления.
Справа (от актеров) вход из приемной; слева на первом плане дверь в кабинет директора; на втором плане еще одна дверь. В глубине, справа, книжная полка; слева тяжелые занавеси (позднее, когда занавеси раздвинутся, мы увидим, что за ними гардеробная, заваленная экзотическими костюмами; там стоит столик с зеркалом, освещенный сбоку, как в актерской уборной).
Канцелярская обстановка нарушается разбросанными там и сям фантастическими предметами: рыбачьими сетями, масками, манекенами без голов, но с плащами на «плечах», цветными географическими картами несуществующих стран — причудливой смесью, характерной для аукционов и антикварных лавок.
На видном месте портрет седобородого старца с длинными белыми волосами и доброй улыбкой. Лицо не то артиста, не то апостола. Это доктор Ариэль.
Когда поднимается занавес, машинистка нервно ищет что-то в картотеке и не может найти. Смотрит на записку и снова перерывает карточки, все более нервничая. Входит Элена , секретарша, женщина солидного возраста и столь же солидной внешности; она вносит папки; во время разговора раскладывает их на столе.
Элена . Все еще не нашли?
Машинистка . В первый раз со мной такое. Я ведь точно помню, что сама ее ставила. У нас в картотеке такой порядок, я могу с закрытыми глазами отыскать любую карточку. Не пойму, куда она запропастилась.
Элена . Может быть, в записке ошибка.
Машинистка . Нет, невозможно. Писал сам шеф. (Протягивает записку.) 4-В-43. Тут не может быть ошибки.
Элена . Пока что я заметила две ошибки.
Машинистка . Две?
Элена . Две. Во-первых, никогда не говорите «шеф». Это вызывает нежелательные ассоциации. Говорите просто «директор». Второе: вы ищете девушку семнадцати лет среди голубых карточек. Несовершеннолетние — на белых карточках.
Машинистка . Господи, что это со мной сегодня!
Элена . Будьте внимательнее. Когда речь идет о малолетних, закон неумолим.
Машинистка . Вечно я забываю про цвет.
Элена . Запомните, в этом доме любая мелочь может привести к катастрофе. Жизни многих людей зависят от нас. Работа наша чрезвычайно ответственна. Быть может, человечество когда-нибудь будет благодарно нам, быть может, мы сегодня очутимся в тюрьме. Не забывайте об этом.
Машинистка . Простите меня… Я обещаю, что это не повторится.
Элена . Надеюсь. А теперь — посмотрим, действительно ли вы так безошибочно находите карточки. Станьте тут, перед ящиком, закройте глаза и дайте мне № 4-В-43.
Машинистка . Эта?
Элена . Очень хорошо. Поздравляю. (Читает.) «Эрнестина Пинеда. Отец неизвестен. Мать слишком известна. Побег из дома. Опасно. Срочно смотри образец А-4» (ищет в папках, повторяя про себя) А-4, А-4, А-4, А-4. (Находит, хмурится.) Вот. По-видимому, случай серьезный. (Делает пометки в блокноте.)
Машинистка . Разрешите спросить… Я знаю, что нельзя, но я ведь тоже… и так хотела бы узнать…
Элена . Приучайтесь подчиняться без вопросов. Так будет лучше для всех.
Вырывает листок из блокнота и дает его вместе с папкой и карточкой машинистке.
Снимите четыре копии и срочно отправьте.
Машинистка идет к двери.
И еще: если придет девушка с грустными глазами, в берете на французский манер, и покажет голубую карточку — впустите ее немедленно.
Машинистка . Это та, что с красными розами?
Элена . Откуда вы знаете?
Машинистка . Я не нарочно. Я случайно услыхала, когда шеф…
Элена . Директор.
Машинистка . Простите. (Выходит.)
Элена садится к столу, разбирает бумаги. Входит протестантский пастор . Все в нем слишком закончено, чтобы быть настоящим. Он далеко не в евангельском настроении.
Пастор . Ну, это уже слишком. Я протестую, наконец! Со всей почтительностью, но — протестую!
Элена (не отрываясь от работы) . Опять?
Пастор . Меня пригласили сюда как знатока языков. Девять живых, четыре мертвых. Сорок лет изучения! Пять званий! И к чему? Мне поручают черную работу!
Элена . Вот как? Вопросы совести, религиозные сомнения пожилой шотландки — это, по-вашему, черная работа?
Пастор . Так ведь опять старая дева! Четвертая — меньше, чем за неделю! А что может быть отвратительнее для старого холостяка, чем старая дева?
Элена . Очень любезно.
Пастор . Я не о вас. Вы не женщина.
Элена . Благодарю.
Пастор . Я хотел сказать — вы товарищ, коллега. Потому-то я и говорю с вами так откровенно. И повторяю вам: протестую, протестую, протестую.
Срывает одну из бакенбард. Элена встает.
Элена . Успокойтесь, ваше преподобие.
Пастор (нервно оглядывается и понижает голос) . Почему вы говорите «ваше преподобие»? Разве мы не одни?
Элена . Одни, одни. Успокойтесь.
Пастор . О, Господи! (Срывает вторую бакенбарду.)
Элена . И переоденьтесь немедленно. (Протягивает ему бумагу.) Сегодня вам предстоит выполнить еще одно важное поручение.
Пастор (безнадежно) . Как же, знаю. Прибывает норвежское судно. Надо пойти в порт?
Элена . Никто, кроме вас, не знает языка. Подумайте, как обрадуются эти парни, когда услышат так далеко от дома старинную песню своей страны!
Пастор . Нет, вы меня не убедите, что для такой работы нужны пять ученых званий!
Элена (меняет дружеский тон на официальный) . Здесь не выбирают. Или подчиняйтесь слепо, или уходите совсем.
Пастор . В конце концов… ради дела…
Покорно кладет на стол очки и Библию. Отдергивает занавес, открывая костюмерную. Снимает сюртук и, разговаривая, натягивает матросскую рубаху и высокие сапоги.
Элена . Удалось вам успокоить совесть той дамы?
Пастор . Какой дамы?
Элена . Мисс Макферсон. Старой девы.
Пастор . О, да! Думаю, что да. Это ведь самый обычный случай. Почему бы мне не справиться?
Элена . Я опасалась трудностей религиозного характера. Ведь вы католик, а она — протестантка…
Пастор . Для лингвиста тут нет трудности. Протестантизм — диалект католицизма.
Элена . А если все в порядке, откуда же такая меланхолия?
Пастор . По-вашему, этого мало? Мне дают работу для новичка! Почему я не участвовал в деле морского клуба? А? Почему меня не послали на дипломатический прием? Там были люди со всего света. Я бы очень пригодился!
Элена . В тот вечер нас интересовали не залы, а кухни. Если бы дали не то снотворное, могли бы произойти ужасные вещи. Чем вы еще недовольны?
Пастор . Именем. Ну, хорошо, я согласен при исполнении служебных обязанностей называться Ф-48… Но тут, среди друзей…
Элена . Лучше, чтоб никто не знал имен. Это опасно.
Пастор (оскорблен) . Вы считаете меня предателем?
Элена . Нисколько. Но предположите, что кто-нибудь из нас по несчастью попадет в руки полиции. Все дело откроется.
Пастор (поднимается, покорившись) . Ни слова больше. В котором часу прибывает это проклятое судно?
Элена . Почему же проклятое?
Пастор . Я хотел сказать, это очаровательное судно.
Элена . Почему же очаровательное? К чему этот тон? Улыбнитесь. Хорошая улыбка — для нас уже полдела.
Пастор . Хорошо. (Старается улыбнуться) . В котором часу должны зарыдать норвежские парни, услышав старинные песни своей родины?
Элена . Так, хорошо. (Смотрит на часы.) В одиннадцать. Через сорок минут.
Пастор зажигает свет и садится к зеркалу гримироваться. Трижды раздается стук трещотки, и при каждом звуке большая книга освещается изнутри красным светом. Книжная полка медленно поворачивается, открывая потайной вход. Появляется фокусник — смешной, причудливый и чем-то жалкий. Он в старинном плаще или в старомодном длинном сюртуке. В руке — воздушные шарики. Полка возвращается на место.
Фокусник . Приветствую вас, друзья.
Элена . Здравствуйте.
Пастор . Здравствуйте.
Фокусник (вешает шарики, кладет на стол цилиндр) . Скажите мне, сеньора, шарики действительно необходимы?
Элена . Что это, снова протест?
Фокусник . Я просто спрашиваю. У всякого есть профессиональное чутье. По правде говоря, эти шарики мне кажутся слишком дешевым приемом для такого солидного учреждения, да и для меня.
Элена . Ах, и вы тоже? Я замечаю, что сюда проник дух неповиновения. Так вот, сеньоры: нет, нет и нет. Без полного подчинения и дисциплины наша борьба невозможна. Подумайте об этом!
Фокусник . Но я только спросил.
Элена (властно) . Никаких вопросов! Кто не хочет отдаться делу целиком — может уйти. Мы потребуем от него только одного — того же, что и при поступлении: абсолютного молчания. Хотите сказать еще что-нибудь?
Фокусник . Нет.
Пастор . Нет.
Элена . Очень хорошо. (Выходит.)
Пастор кончил гримироваться, подвязывает рыжую бороду, идет к середине сцены, натягивая кожаную куртку. Фокусник устало садится к столу. Во время дальнейшего разговора проделывает самые невероятные вещи: вынимает из карманов пучки разноцветных лент, японские веера, фрукты, флейту, юлу и т. п. Все это делается с обезоруживающей естественностью; ни он, ни Пастор как будто бы ничего не замечают и беседуют совершенно спокойно.
Пастор . С каждым днем тяжелее работать. Все наш идеализм…
Фокусник . Я вам скажу прямо: для меня все эти идеализмы… (Ударяет палкой по полу, она складывается, прячет ее в карман.)
Пастор . Много работы?
Фокусник . Все чепуха… Точно на утреннем представлении. Старички, детки, служанки какие-то… (Шарит в карманах, вынимает флейту, проигрывает музыкальную фразу и сует флейту в другой карман.) А вы как, довольны?
Пастор . Нет, это не по мне. Я рожден для научной деятельности. (С тоской.) Сорбонна, Оксфорд, Болонья…
Фокусник . А я — для цирковой: Гамбург, Марсель, Барселона… (Играет носовыми платками, они меняют цвет.)
Пастор . Книжные полки до потолка, колокол, готические свода…
Фокусник . Старый брезентовый навес, дороги…
Пастор . Сорок лет просидел я за книгами…
Фокусник . Сорок стран обошел я пешком…
Пастор . А теперь…
Фокусник . Вот до чего мы дошли, друг мой. Не хотите ли? (Вынимает из кармана банан, протягивает пастору.)
Пастор . Нет, благодарю.
Фокусник чистит банан, ест его с философским спокойствием.
Я знаю, на нас лежит огромная ответственность перед обществом. Но эти кошмарные названия, как у сыщиков! По какому праву такого человека, как я, называют Ф-48?
Фокусник . А что? Вот я — ИКС-31, и ничего.
Пастор . Разве вас не гнетет какая-то метафизическая тоска, как будто вас похоронили под этим знаком?
Фокусник . Я вам скажу прямо: для меня эта метафизическая тоска… (Ест банан.)
Пастор . Меня зовут Хуан. Ничего особенного, правда? Но это человеческое имя, сеньор, это имя человека! Тысячи Хуанов писали книги и сажали деревья. Тысячи женщин говорили: «Я люблю тебя, Хуан». А кто, когда, где любил Ф-48? Хуан… в этом вечность, в этом народ. Это как железо, или как дерево, или как хлеб… А Ф-48?.. Это нейлон!
Фокусник (съел банан, прячет кожуру) . Мне нейлон нравится. Удобно и недорого. Материал будущего! (Вытирает губы красным платком, бросает его, платок сам возвращается в карман.)
Пастор . Нет, не говорите мне, что только я испытываю эту тоску! Неужели вы могли бы навсегда остаться ИКС-31?
Фокусник . Да, это не совсем приятно. Когда меня так назвали в первый раз, я думал, вызывают подводную лодку. (Вынимает портсигар, тот сам открывается и вспыхивает ярким пламенем.) Сигарету?
Пастор . Я должен приучаться к этой чертовой трубке.
Фокусник зажигает спичку о локоть.
И к пенью, и к танцам, если понадобится. Но это имя, это имя! Как мог сказать Уильям, что имя не значит ничего? (Декламирует.)
Что есть Монтекки? Разве так зовут
Лицо и плечи, ноги, грудь и руки?
Неужто больше нет других имен?
Что значит имя? Роза пахнет розой,
Хоть розой назови ее, хоть нет.
Я не согласен.
Фокусник . С кем?
Пастор . С Шекспиром.
Фокусник . Я вам прямо скажу: для меня этот Шекспир — вот! (Зажимает пальцем одно ухо, из другого брызжет вода.)
Пастор . А для меня — нет! Для меня — нет! Я могу прочитать наизусть все его пьесы. Когда-то я даже мечтал написать такие же.
Фокусник бросает на пол юлу.
И к чему пришел!?
Фокусник (в первый раз смотрит ему в лицо) . Мы никто, друг мой. Вы — профессор без профессии. Я — иллюзионист без иллюзий. Мы можем перейти на ты. (Поднимает юлу, она вертится у него на ладони.)
За сценой слышен голос Элены. Пастор задергивает занавеску. Входит Элена, с ней девушка с грустными глазами, в берете на французский манер. Предвосхищая события, назовем ее Изабеллой .
Элена . Входите, сеньорита. Так мило, что вы пришли сюда. (К мужчинам.) Не будете ли вы любезны оставить нас одних?
Пастор вежливо кланяется. Фокусник отвешивает цирковой поклон, берет шарики и идет за пастором к левой двери. Пастор пропускает его вперед. Изабелла растерянно смотрит на них.
Садитесь, прошу вас.
Изабелла (стоит) . Это вы меня пригласили?
Элена . Я никого не приглашаю. Только выполняю распоряжения. Но, я уверена, сеньор директор будет счастлив узнать, что вы здесь. Подождите минутку. (Идет к диктофону.) Алло! Дирекция?
В трубке слышен голос директора.
Голос . Я слушаю вас, Элена.
Элена . У меня приятные новости.
Голос . Если хотите меня обрадовать, скажите, что девушка с грустными глазами уже здесь.
Элена . Да, она пришла.
Голос . Приветствуйте ее от моего имени и скажите, что как только освобожусь, я буду счастлив принять ее.
Элена . Слушаюсь. (К Изабелле.) Вы слышали?
Изабелла . Право, не знаю, как вас благодарить… Но… не могла бы я узнать, кто меня пригласил?.. И зачем?
Элена . Сеньор директор объяснит вам. Не хотите ли присесть? Вы, кажется, нервничаете.
Изабелла . Да, очень. Я так растерялась… Такое неожиданное приглашение… и в такое время, когда я… когда как раз… (Глотает слезы и опускается в кресло.)
Элена . Ну, ну, успокоитесь! Вы — среди друзей. А может быть, среди своих будущих коллег, кто знает? Не хотите ли подкрепиться?
Изабелла . Нет, нет, спасибо. (Виновато улыбается, вытирает слезы.) Ну, вот все и прошло.
Машинистка (в дверях) . Какой-то сеньор хочет видеть сеньора директора.
Элена . Пусть подождет.
Машинистка . У него рекомендательное письмо от доктора Ариэля.
Элена . От самого доктора? Проведите же его, немедленно! Прошу вас, сеньор!
Входит сеньор Бальбоа , старик. Одет в высшей степени благопристойно. Держится с большим достоинством, но немного застенчиво. В руке у него голубая карточка.
Бальбоа . Сеньорита…
Элена . Рада вас видеть. Вы — друг доктора Ариэля?
Бальбоа . Да, я имею честь…
Элена . Сеньор доктор вам все объяснил, не правда ли?
Бальбоа . Нет. Только дал ваш адрес и сказал, что здесь мне все объяснят. Я надеюсь, что вы мне поможете.
Элена . Надеюсь, что поможем. Заполните лист, Амелия.
Машинистка берет карточку у сеньора Бальбоа и записывает данные для картотеки. Элена приглашает его сесть.
Не знаю, вправе ли я представить вас друг другу. Может быть, вы хотите скрыть свои имена? Во всяком случае, считайте себя друзьями.
Бальбоа . Я счастлив…
Изабелла . Я также, сеньор.
Сеньор Бальбоа садится в кресло рядом с Изабеллой. Молчат. Из левой кулисы выходит пастор в костюме норвежского моряка.
Пастор . Минуточку, дорогая, петь — достаточно или надо еще играть на аккордеоне?
Элена (поражена его бестактностью) . Нечего сказать, подходящее время вы выбрали для вопросов. Подождите за дверью!
Пастор . Прошу прощения. (Выходит.)
Элена растерянно улыбается, не знает, как объяснить странное происшествие.
Элена . Это тоже наш друг… (Хочет убрать со стола цилиндр. Из-под цилиндра вылезает белый кролик. Элена спешит спрятать его, говорит нервно.) Простите… Эти служащие!.. (Уносит цилиндр.)
Изабеллу и Бальбоа чрезвычайно поразили и норвежец, и кролик. Они растерянно переглядываются. Потом тревожно осматривают комнату. Машинистка кончает писать и возвращает карточку Бальбоа.
Машинистка . Благодарю вас, сеньор. (Кладет заполненный листок в ящик. Телефонный звонок, она берет трубку, машинально отвечает.) Да, я. Что? Да нет же! С похищенными детьми давно покончено. Дало отрицательный результат. А, ну это другое дело. Подождете минутку, здесь у меня должны быть нужные данные. (Кладет трубку на стол, идет к картотеке, бормоча.) Курильщики опиума… Курильщики опиума… Курильщики…
Элена входит как раз вовремя, чтобы предотвратить новую неосторожность. Быстро подходит к телефону.
Элена . (машинистке) . Сейчас же прекратите! (Хватает трубку и говорит неестественно любезным тоном.) Алло! Ах, это вы! Всегда рада вас слышать. Я так сожалею, но как раз сейчас не могу. Нет, нет, пожалуйста, не просите. (Подчеркнуто.) Говорю вам, сейчас невозможно. Я позвоню вам. Не стоит. (Вешает трубку.) Идемте, сеньорита. Работа не ждет. С вашего разрешения… (После минутного колебания выключает телефон и выходит с машинисткой.)
Изабелла и сеньор Бальбоа переглядываются со все растущим замешательством. Он отирает лоб. Она нервно барабанит пальцами по столу. Напряженно улыбаются, не знают, что сказать. Наконец Бальбоа говорит конфиденциальным тоном.
Бальбоа . Я хочу спросить вас, сеньорита, имеете ли вы хотя бы самое отдаленное представление о месте, где мы находимся?
Изабелла . Нет. А вы?
Бальбоа . И я — нет. Любопытно, не правда ли? Оба мы не знаем, где мы и, тем не менее, мы оба здесь.
Изабелла . Может быть, мы ошиблись адресом?
Бальбоа . Проверим. Какой у вас?
Изабелла (вынимает из сумки голубую карточку) . Улица Аромос, двадцать четыре — сорок восемь.
Бальбоа (смотрит на свою карточку) . Два, четыре, четыре, восемь. Да, так. Несомненно, в городе может быть только одна улица Аромос.
Изабелла . И, несомненно, на улице может быть только один дом два, четыре, четыре, восемь.
Бальбоа . Тогда, все верно, ошибки быть не может. Но где же мы? Что может означать эта смесь конторы и антикварной лавки?
Изабелла . Вот об этом я и думаю все время.
Бальбоа . И эти курильщики опиума… Похищенные дети… Нет, не говорите мне, что это естественно!
Изабелла . Ну, как сказать. Иногда обрывки фраз можно понять совсем не так…
Бальбоа . Да, конечно. Но разве естественно разводить кроликов под цилиндрами?
Изабелла . Это еще ничего. Куда подозрительней — этот рыбак норвежец.
Бальбоа . Почему?
Изабелла . Потому что он совсем не рыбак, и не норвежец, а протестантский пастор!
Бальбоа (вскакивает) . Черт побери!
Изабелла . Да, я его видела в парке, когда шла сюда. Он беседовал с какой-то рыжей англичанкой. То есть… если она… я хочу сказать, если она тоже не переодета.
Бальбоа . Ну, тогда все ясно! Мы в ловушке.
За сценой — звуки аккордеона.
Изабелла . Молчите! Он идет сюда!